Марсельцы - Страница 19

К оглавлению

19

Башенные часы уже давно пробили полночь, но в окнах домика Воклера все еще виден был свет.

Я постучал в дверь:

— Лазули, Лазули, откройте!

— Неужели это ты, Паскале? — ответил мне голос Лазули.

Она быстро сбежала по лестнице. Поворот ключа — дверь открылась, и я упал в объятия Лазули.

— Куда ты запропастился, Паскале? Тебя искали по всему Авиньону. Воклер уже ушел с марсельцами. Он сказал, что ты сможешь догнать батальон на парижской дороге. Паскале, дорогой мой, я так тревожилась за тебя! Где же ты был? Расскажи мне все.

И Лазули снова обняла и поцеловала меня.

— Должно быть, ты голоден? — вдруг спохватилась она. — Вот ломоть хлеба, вот вино. Ешь, дружок. За едой ты расскажешь мне, что с тобой случилось. А после ужина тебе придется тотчас же отправляться в путь. Ты застанешь еще марсельцев в Вердетте, в полулье расстояния отсюда. Батальон расположился там лагерем, чтобы двинуться в поход на рассвете.

Макая хлеб в вино, я описал Лазули все свои приключения, все, что я пережил за этот день.

Лазули хваталась за голову, слушая меня.

— Возможно ли это? — восклицала она. — И я должна остаться здесь с малюткой Кларе! Нет, ни за что! Знаешь, что я тебе скажу, Паскале? Ты скажешь Воклеру, что я не хочу оставаться в Авиньоне одна. На будущей неделе в Париж идет почтовая карета. Я знаю кучера, он возьмет меня и Кларе. Вероятно, мы догоним вас дорогой. Там, в Париже, я сниму комнатку, где вы сможете отдыхать, когда захотите… А если суждено случиться несчастью с кем-нибудь из вас, лучше пусть это произойдет на моих глазах. И, наконец, я и сама добрая патриотка — я хочу разделить с вами ваши тяготы и нужды. Держи, вот твой походный мешок. Здесь новая полотняная рубашка, фляжка с вином, красный пояс, два пистолета, порох и пули, новые кремни, трехцветные кокарды, здесь также — не забудь об этом! — три экю, которые дал тебе господин Рандуле, они пригодятся тебе. Путь до Парижа долог, времена нынче тяжелые; там, на севере, говорят, живут одни аристократы; может быть, дорогой вам не подадут и воды напиться! А теперь попрощайся с Кларе, только, смотри, не разбуди его и ступай!

Лазули помогла мне застегнуть ремни походного мешка, я поцеловал спящего Кларе и стал спускаться по лестнице. Лазули с лампой в руке проводила меня до порога.

— Так помни же, — сказала она на прощанье, — на будущей неделе я поеду в Париж! Мы скоро увидимся, передай это Воклеру!

От волнения я ничего ей не ответил, а только помахал рукой.

Лазули закрыла дверь, и я очутился один на пустынной улице. Поправив ружье за плечами, я двинулся в далекий путь, в Париж, в столицу Франции.


Глава седьмая
НАЧАЛО ПОХОДА

Огромная, совершенно красная луна сияла над скалой Правосудия. Рона катила свои спокойные воды с тихим журчанием, похожим на шелест ветерка в тополевой роще. На обоих берегах реки щелкали, перекликаясь, соловьи. В траве виднелось множество светляков.

Я шел не по большой дороге, а тропинкой вдоль берега Роны, — это значительно сокращало путь.

Временами я слышал звонкий девичий голос или смех парней. Я вздрагивал — люди пугали меня, — но тотчас же успокаивался: это веселилась молодежь, пользуясь ночной прохладой.

Я шагал и шагал, ни на секунду не останавливаясь. Вдалеке уже виден был темный массив Вердеттского леса. Меня тревожила мысль, что батальон марсельцев, не дождавшись меня, выступит в поход, и, подстегиваемый беспокойством, я пускался бегом, забывая об усталости. Я мечтал, как о величайшем счастье, о той минуте, когда я снова свижусь с марсельцами, с Воклером, когда займу свое место в рядах красных южан и вместе с ними двинусь на Париж свергать тирана и изменника — короля Капета…

Вот уже только ров отделяет меня от большой дороги. Я хочу перепрыгнуть через него, как вдруг из темноты меня окликает голос:

— Стой! Здесь ходить запрещено!

— Я друг свободы! — кричу я.

— Кто ты? Покажись!

— Я Паскале, авиньонский доброволец.

— Ага! Знаю, знаю! Это ты, мальчуган? А мы тут уже считали тебя погибшим! Молодчина! Иди, получай свой рацион!

Майор Муассон, капитан Гарнье, мой славный Воклер и многие другие федераты не спали. В одно мгновенье я был окружен людьми. Воклер обнимал меня, целовал в обе щеки, нянчился со мной, как с ребенком. Он не мог слова вымолвить: так он был взволнован. Мы оба плакали.

Майор Муассон то и дело повторял:

— Честное слово, я готов был дать приказ вернуться в Авиньон, чтобы разыскивать тебя. Какая-то тяжесть лежала на моей совести с той минуты, как я дал увести тебя этому Сюрто или как его там зовут…

— Не будем вспоминать об этом; к счастью, все окончилось благополучно, — сказал Воклер, выпуская меня, наконец, из своих объятий. — Но расскажи нам, что с тобой произошло? Видел ли ты Лазули?

— Видел ли я ее?.. Да ведь это она дала мне ружье, саблю и походный мешок.

И я снова рассказал все приключения минувшего дня: о Сюрто, о подвале, о том, как меня спасла Аделина…

— Пора выступать в поход, близится рассвет, — сказал майор Муассон. — Барабанщики, бейте сбор!

Воклер отвел меня в сторону и продолжал расспрашивать:

— Что же сказала тебе Лазули?

— Она сказала, что на следующей неделе отправится в Париж вместе с Кларе. Лазули поедет в почтовой карете и думает, что нагонит нас по дороге.

19